К 270-летию со дня рождения великого чудотворца

Преподобный Серафим Саровский почил в 1833 году в возрасте 74, по другим данным – 79 лет.  Многие еще при жизни считали его великим угодник Божиим, а после его кончины, задолго до официального прославления 1 августа 1903 года, началось почти повсеместное почитание Саровского чудотворца. Седовласый старец в мантии, с рукою, возложенной поверх епитрахили. Именно таким предстает он перед нами сегодня на многочисленных иконах. А как на самом деле выглядел преподобный Серафим?

«Со взором ангельски кротким и ласковым…»

До нас дошло достаточно много описаний батюшки Серафима, составленных людьми, которые встречались с ним. Так, Надежда Сергеевна Аксакова, дочь известного писателя, которая девочкой посещала Саровскую пустынь, писала о преподобном: «Смотрим, около корней стоящей на полянке ели работает, пригнувшись чуть ли не к самой земле, низенький, худенький старец, проворно подрезая серпом высокую лесную траву». И дальше следует комментарий: «Много с тех пор в продолжение следующих семидесяти лет моей жизни видала я и умных, и добрых, и мудрых глаз. Много видала и очей, полных горячей искренней привязанности. Но никогда с тех пор не видала я таких детских, ясных, старчески прекрасных глаз, как те, которые в это утро так умильно смотрели на нас из высоких стеблей лесной травы. В них было целое откровение любви... Улыбку же, покрывшую это морщинистое, изнуренное лицо, могу сравнить разве только с улыбкой спящего новорожденного, когда, по словам нянек, его еще тешат во сне недавние товарищи – Ангелы».

«Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» также сохранила облик саровского святого: «Не менее умилительно было видеть этого смиренного, седовласого, сгорбленного старца, подпиравшегося мотыгой или топором, в пустыни за рубкой дров, возделыванием гряд, в убогой камилавке, в белом балахоне, с… сумой за плечами».

Преподобный Серафим остался в народной памяти ветхим, согбенным, но всегда радостным, ласковым и кротким старцем. Таким он был именно в последний период своей долголетней жизни.

В расцвете же лет, до того, как нападение разбойников и полученные травмы согнули батюшку, выглядел он иначе. Был высок ростом. Даже точный его рост известен: два аршина 8 вершков, то есть 177, 84 сантиметра. Лицо имел полное, покрытое приятной белизной, нос прямой и острый. У него были светло-голубые глаза, весьма выразительные и проницательные, густые брови и светло-русые волосы.

Но не эти черты запомнились современникам. Согбенный, маленький, со спутанными седыми волосами, с лицом, искусанным комарами. При этом, как утверждают, красота его поражала. Ослепительная красота лучезарной, светоносной личности, выраженная в его внешности, напоминала людям о его божественном призвании и об истинной цели человеческой жизни.

«С первого взгляда на него обняло меня благоговейное к нему чувство. Он показался мне ангелом, жителем небесным: лицо белое, как ярый воск, потому что переменная атмосфера и солнечный луч не могли действовать на него. Глаза небесного цвета, волосы белые спускались до плеч. Судя по формам тела, безошибочно можно сказать, что он прежде имел большую физическую силу; теперь кротость и смирение начертаны на лице его, однако же он не был худощавый, напротив, даже полный, несмотря на то, что пища его дневная состояла из одной просфоры, присылаемой ему из церкви», ‒ так выразил свои впечатления генерал Яков Осипович Отрощенко.

Архитектор Семен Иванович Соколов, приехавший к преподобному Серафиму по поводу строительства храма Рождества Христова в Дивееве, увидев старца, записал: «Я забыл все земное! Передо мною стоял согбенный старец с лицом, сияющим чем-то неземным, со взором ангельски кротким и ласковым».

Купчиха Елизавета Петровна Гусева из города Елатьмы сохранила в своей памяти такое впечатление о преподобном Серафиме: «Вытесненная в сени, я около стены ощупала ногами несколько поленьев и, приподнявшись на них, стала сквозь дверь смотреть пристально на о. Серафима. Ангельский его образ, кротость в обращении со всеми показывали в нем необыкновенного человека».

«Ни слов его всех, ни впечатления, сделанного на меня в ту пору, я не в силах передать теперь в точности, ‒ делится своими воспоминаниями А.П. Еропкина. ‒ Вид его лица был совершенно необыкновенный. Сквозь кожу у него проникал благодатный свет. В глазах у него выражалось спокойствие и какой-то небесный восторг. Надо полагать, что он по созерцательному состоянию духа находился вне видимой природы, в святых небесных обителях, и передавал мне, каким блаженством наслаждаются праведники».

Можно описывать отдельные черты лица или фигуры святого старца, но самое главное впечатление невыразимо словами. Главное ‒ то, что он воплотил в себе евангельские добродетели и показал их в своем лице во всей красоте. Глядя на батюшку Серафима, люди видели, что Дух вселился в его душу и претворил ее в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования.

«Кто я, чтобы писать вид мой?»

Дошли до нас и художественные портреты святого. Интересно, что сам преподобный Серафим Саровский по своему глубочайшему смирению крайне неохотно соглашался на то, чтобы кто-то писал его. «Кто я, убогий, чтобы писать с меня вид мой? Изображают лики Божии и святых, а мы – люди грешные». Так обычно говорил батюшка. И все же изредка уступал усердию почитателей. И самые известные прижизненные портреты старца были сделаны арзамасскими художниками.

В одном из альбомов художника арзамасской школы живописи Василия Егоровича Раева имеются карандашные зарисовки видов Саровской пустыни и мест лесного уединения саровских подвижников. В этот цикл вставлен лист меньшего формата с наброском поясной фигуры преподобного Серафима, подписанный «Серафимъ Саровскiй Пустынножитель». Старец изображен в белом балахоне и скуфье. Это наиболее ранний из известных на сегодняшний день портрет преподобного Серафима. По штемпелю на бумаге лист датируется 1828 годом, временем жизни старца.

Будучи крепостным, Раев обучался в арзамасской школе живописи А.В. Ступина и несколько раз бывал в Саровской пустыни. В своих воспоминаниях он пишет: «Я с радостью поехал в Саров. Он мне понравился своими дремучими лесами, которые мне напоминали мою милую Родину, мой Волок. Мне хотелось досыта нагуляться в прекрасном Саровском лесу и надышаться его бальзамическим воздухом. Еще хотелось видеть отца Серафима. Желания мои исполнились: нагулялся до света в прекрасном лесу, видел отца Серафима и получил от него благословение». «Это был маленький, в дугу согнутый старичок с кротким и любезным взором. Он больше жил в лесу и редко приходил в монастырь. Мы ходили и вглубь Саровского леса и видели там уединенные келейки отца Серафима, им самим выстроенные», ‒ далее вспоминал художник.

Однако образцом для наиболее распространенных изображений святого Серафима стал портрет, «писанный с натуры» другим арзамасским художником - Семеном Осиповичем Серебряковым, впоследствии принявшим постриг в Саровской пустыни с именем Иосиф.

По описанию, сделанному в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», портрет старца был создан им примерно за пять лет до его кончины, т.е. тоже в 1828 году. Старец изображен «в мантии, епитрахили и поручах, как он приступал к причастию Святых Тайн. По этому портрету видно, что лета и иноческие подвиги имели влияние на внешний вид старца. Здесь лицо представлено бледным, удрученным от трудов; волосы и на голове, и на бороде густые, но не длинные и все седые. Правая рука положена на епитрахили у груди».

О самом Серебрякове в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» сказано, что «он был иноком Саровской обители и в ней почил вечным сном». В дошедших до нас келейных записках пустыни читаем: «1862 год 9 мая скончался Иосиф (Семен Серебряков), рясофорный монах, 80 лет, живописец клеевых стенных работ особенных способностей. Уроженец Арзамаса».

Формирование Серебрякова как художника происходило также в арзамасской школе живописи, и, судя по году рождения, он был в числе первых учеников А.В. Ступина. Самое значительное произведение Серебрякова – росписи Воскресенского собора, выполненные им с сыном Александром и помощниками за три года, с 1834 по 1837.

Изображение совершенно иконного типа

Созданный Серебряковым прижизненный портрет преподобного Серафима Саровского стал излюбленным образцом для копирования, а затем - основой самого распространенного иконописного извода образа святого. Именно таким, как на портрете арзамасского художника, смотрит на нас святой чудотворец с большинства икон.

Копии создавал и сам мастер: приняв монашество в Саровском монастыре, Серебряков продолжал писать портреты, в том числе и создавать копии со своего изображения преподобного Серафима, вплоть до самой своей кончины, как и другие художники. Зачем? Почитателям саровского старца хотелось иметь у себя его изображения, причем относились многие к таким портретам как к иконам.

Об этом, например, писала в 1887 году монахиня Елена (Анненкова), казначея Дивеевского монастыря: «Изображения о. Серафима называют и считают «иконами», помещают их в кивотах в ряду других икон с изображением Спаса, Богоматери и святых, уже прославленных Церковью; зажигают пред ними лампады, творят крестное знамение и земные поклоны и целуют <...> Между распространенными изображениями о. Серафима есть поясное, так называемое серебряковское <...> совершенно иконного типа и только отсутствие нимба, не всегда и не для всякого заметное, указывает на то, что это изображение еще не прославленного Церковию святого».

Это же подтверждает и наш краевед Николай Михайлович Щегольков: «До самого дня открытия святых мощей его в Арзамасе положительно за каждой литургией приходилось слышать многократно воспоминаемое имя иеромонаха Серафима: почти каждая семья записывала его в свои поминания вместе со своими родными. Почти в каждом доме в Арзамасе был его портрет, и младенцы арзамасские с самыми первыми понятиями о Боге узнавали и имя отца Серафима. Никто из арзамасцев не сомневался в том, что он праведник, и все они чаяли открытия святых мощей его».

Ну, а одна из первых копий портрета была отослана из Саровской пустыни в Курск купцу Алексею Мошнину вместе с известием о кончине его брата – старца Серафима.

Сам же прижизненный портрет преподобного Серафима работы Серебрякова бережно хранился в покоях настоятеля Саровской пустыни. Судьба этого портрета после закрытия монастыря неизвестна, и в настоящее время он считается утраченным.

Николай ЖИДКОВ.